Недавно я имел спор с
одной девушкой. Спорили, разумеется, о судьбах России. Я пребывал в несколько
меланхоличном настроении, а потому утверждал, что страна наша глубоко
провинциальна, вторична и не дала миру ничего, кроме редких всполохов таланта,
которые, впрочем, тут же и потонули в первобытной ее темноте. Девушка же,
наоборот, говорила, что Россия не так уж и плоха и кое-что западные страны
могли бы у нее перенять.
— Что, например? —
спросил я.
— Например,
центральное отопление.
Тут я несколько
потерялся, потому что люди, занимающие великорусскую позицию, обычно используют
другие аргументы. Те, кто попроще, спрашивают: «А как же Пушкин и Чайковский?»
Те, кто посложнее, вспоминают академика Сахарова или на худой конец
изобретателя телевизора Зворыкина. Но никто и никогда не превозносит как
достижение России систему центрального отопления.
Казалось
бы, отличная вещь. У целой страны по трубам бежит горячая вода, которая
подается в неограниченном количестве и стоит сущие копейки. Но если вы
вдумаетесь, то поймете, что внедрение центрального отопления — это худшее, что
случилось с Россией в XX веке, не считая, разумеется, войн, революций и
репрессий. Центральное отопление — это цепь, на которую посажен русский народ.
Это то, что не дает прорасти зачаткам гражданского общества и сводит на нет
любые попытки цивилизованных преобразований. Объясню.
В основе всех
западных достижений лежит протестантская этика, подразумевающая личную
ответственность человека за все, что с ним происходит. Западный человек с
детских лет приучен к тому простому факту, что он сам является причиной и
решением большинства своих проблем. В школах у него стимулируют способность к
самостоятельному мышлению, в колледже он сам бегает за профессорами, чтобы
получить список литературы, в офисе он не ждет указаний по любому поводу, а сам
решает, как и что делать в рамках отпущенных ему полномочий. И такое сознание
определяет быт.
С самого детства
западный человек встает перед необходимостью принимать множество мелких бытовых
решений, которые напрямую влияют на его жизнь. Он решает, сколько комнат
натопить, когда и с какой силой. Казалось бы — топи все, но ведь в гостевую
комнату он заходит редко, так зачем тратить лишние деньги? Он решает, сколько
времени провести в душе, потому что если он там задержится, то горячей воды не
останется другим членам семьи. Можно, конечно, поставить нагревательный котел
большего размера, но тогда будет уходить больше денег.
Эти логические
цепочки, протянутые между бытовыми явлениями, формируют определенный тип
сознания. Если угодно, они формируют гражданское общество. Я отапливаю комнату,
думает европеец или американец, следовательно, плачу за отопление. Я плачу за
отопление, следовательно, имею право требовать от управляющего домом честной
работы, а в случае нечестной — добиваться его отставки. Если обобщить, у
человека, который сам принимает решение по поводу того, как сильно ему
нагревать свою спальню, вырабатывается ощущение, что все в этом мире зависит от
него. Потому что ту же самую логику он применяет в отношении дворника,
налоговой политики или нарушения гражданских свобод.
Русская парадигма
принципиально иная. С детских лет за русским человеком бегают. В школе
напоминают, что у него выходит тройка в четверти и надо бы ее исправить. В
институте умоляют сдать зачет. На работе постоянно дергают и спрашивают, когда
же он наконец доделает презентацию. А дома течет горячая вода, за которую он
платит тысячу рублей в месяц и знать не знает, откуда она берется. И это, на мой
взгляд, самое ужасное.
Горячая вода в
неограниченном количестве приводит к тому, что тот, кто ею пользуется, начинает
многое воспринимать как данность. Он воспринимает как данность наличие этой
самой воды, продуктов в магазинах, нерасчищенную дорожку у дома, коррупцию,
власть, свою собственную судьбу. Моясь в душе и не задумываясь в отличие от
европейца над тем, во что это ему обойдется, русский человек не задумается и
над тем, почему плохо работает судебная система, по какой причине в России не
строят дорог и что лично он может сделать, чтобы изменить ситуацию. Все
старания Владислава Юрьевича Суркова, который был призван создавать у граждан
ощущение, что все решено за них, не стоят одного отопительного сезона.
В связи с этим мне
вспоминается такая история. В 1990-е, когда граждане вновь образованной России
начали более-менее массово выезжать за рубеж, коллега моего отца рассказывал о
быте одной американской семьи, в которой ему довелось побывать. Типичная семья
— отец, мать, двое детей. И так у них было заведено, что по утрам, когда все
ходят в туалет, воду в унитазе спускает только один человек — тот, кто заходит
последним.
Эта история
преподносилась как анекдот и приглашение посмеяться над американцами.
Собственно, я и смеялся, однако теперь, задним числом, понимаю, что такой
туалетный уклад — пример высокого гражданского самосознания. Члены этой семьи
сообразовывали свои потребности со своими возможностями и понимали, что
потратят больше денег, если несколько раз спустят воду в унитазе. Как понимали
они и то, что ими будет управлять тот президент, которого они выберут. Такой
президент, которому до их сортира не будет ни малейшего дела. И который уж
точно не будет никого в нем мочить.
