Париж — город светлый. И дело не только в царящей здесь милой сердцу туриста легкой, приятной атмосфере. Старый Париж аккуратен и приветлив потому, что большинство домов сложены из белого камня — известняка: другого камня здесь попросту нет.

Кстати, считается, что первое название Парижа — Лютеция — происходит от латинского lucotis, то есть «белизна». Возможно, это слово пришло на ум римским легионерам в тот момент, когда они подошли к берегу тогда еще безымянной реки, которой в будущем предстояло стать Сеной, и увидели обильно окрашенный гипсом поток, струящийся среди белых известковых камней...

Поначалу добычу камня вели открытым способом, но к концу X века его запасы стали иссякать и в поисках строительного материала людям пришлось уходить под землю. Так под Парижем появились катакомбы, о которых я сегодня и хочу рассказать.

Первые подземные разработки известняка находились под территорией современного Люксембургского сада. Затем новые шахты появились в районе нынешней больницы Валь-де-Грас, улиц Гобелен, Сен-Жак, Вожирар, Сен-Жермен-де-Пре.

Из взятого оттуда камня построены Лувр, Сент-Шапель — часовня, находящаяся в самом центре города, на острове Сите, и собор Парижской Богоматери. Сперва все разработки имели наклонные тоннели, ведущие наверх. По ним вырубленный известняк извлекали на поверхность. Когда верхние слои камня истощились, пришлось углубляться: под первым ярусом образовался второй. Теперь камень доставляли на поверхность с помощью подъемных механизмов через вертикально расположенные колодцы. Рос Париж, разрастались и каменоломни. И вскорости город оказался стоящим словно на головке дырчатого савойского сыра.

ПРИ СЕБЕ ИМЕТЬ ТЕПЛЫЕ ВЕЩИ

О существовании парижских катакомб я узнал совершенно случайно на исходе своего двухнедельного пребывания в Париже. Прогуливался как-то возле знаменитого льва скульптора Бартольди — памятника патриотам, павшим во время Франко-прусской войны, и неожиданно обнаружил ничем не примечательное двухэтажное здание. Надпись на табличке извещала, что здесь находится Генеральная инспекция каменоломен. Рядом со зданием небольшой павильон с железной дверью — вход в те самые каменоломни.

Вечером в гостинице открыл путеводитель и обнаружил всего два абзаца о парижском подземелье. Организаторы увеселений для туристов катакомбы не жалуют: не хотят разрушать царящую в сердцах гостей французской столицы идиллию: слишком уж не вяжутся мрак и сырость с жизнерадостным характером города. Мне удалось лишь выяснить, что протяженность подземных галерей — более трехсот километров, а туристического маршрута — около трех километров. Желающим посетить катакомбы надлежит надеть удобную обувь и иметь с собой свитер или куртку. Вот, собственно, и все...

Утром следующего дня я выгрузился из метро на станции «Данфер-Рошро» и направился к давешнему павильону. Думал увидеть длинную очередь в кассы, но желающих посетить катакомбы не было. Забегая вперед, скажу, что во время путешествия по подземелью я встретил лишь троих жизнерадостных японцев, явно не по мелким своим габаритам обильно оснащенных кинокамерами, огромными рюкзаками и прочими туристическими причиндалами.

Билет в катакомбы стоит восемь евро. Для посетителей от 14 до 26 лет — вдвое меньше. Дети могут войти бесплатно, хотя не уверен, что сюда стоит водить детей.

Истертые ступени длинной витой лестницы ведут все глубже и глубже. Становится холодно. В нос бьет затхлый запах сырости и плесени, о мою макушку разбивается сорвавшаяся с каменного свода капля. Надо отдать должное устроителям этого маршрута — им удалось обойтись без обыкновенной в подобных случаях туристической жвачки — все по-настоящему, все по-взрослому. Еще спуск, поворот. Под ногами — скользкий каменный пол. Еще поворот — и взору открывается узкий, освещенный редкими лампами тоннель. По потолку тянется широкая черная полоса, нанесенная на известняк, похоже, углем. Это своего рода нить Ариадны. Средневековые добытчики камня, не имевшие ни компасов, ни планов, ориентировались по ней, чтобы не заблудиться в многочисленных разветвленных ходах...

На сводах и стенах катакомб до сих пор различимы следы проводившихся здесь работ. Немного воображения — и можно представить, как рабочие вколачивали кувалдами в породу стальные клинья, отделяя один кусок камня за другим.

УКАЗ ЛЮДОВИКА XVI

В XVII веке в Париже стали возводить многоэтажные дома. Разумеется, испещренный пустотами грунт не выдерживал нагрузки и проседал — здания разрушались, часто погребая жильцов под обломками.

Наконец в дело вмешалась верховная власть. В 1777 году Людовик XVI издал указ о создании Генеральной инспекции каменоломен, в задачи которой входило составление подробного плана парижских подземных галерей и повсеместное осуществление мер по их укреплению. Главой инспекции стал королевский архитектор Шарль-Аксель Гийомо. Надо сказать, что работы по укреплению подземных пустот не прекращались даже в годы Великой французской революции. Ведут их и сейчас.

Гийомо основательно подошел к решению многовековой парижской проблемы. Прежде всего, он решил составить подробный план подземных галерей и совместить его с картой наземных коммуникаций и сооружений, дабы понять — какие улицы и здания находятся над пустотами. Задача была непростая, поскольку на тот момент нумерации домов в городе не существовало. Закончив инвентаризацию домов и улиц, Гийомо спустился под землю. Плоды его кропотливого труда встречаются в катакомбах на каждом шагу — это таблички с названиями проходящих сверху улиц, пишет "UkrDay". Под наиболее значимыми зданиями на стенах подземных ходов сотрудники инспекции выбивали лилию (флер-де-лис) — символ французской монархии. Правда, в годы Великой французской революции Робеспьер со товарищи, рьяно боровшиеся с любыми проявлениями роялизма, добрались и до подземных цветков — их стесывали. Однако несколько лилий все же сохранились — их можно увидеть в самом начале путешествия по катакомбам.

ЛЕГЕНДЫ ПАРИЖСКОГО ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Иду вперед. В спину бьют всполохи вспышек камер оживленно переговаривающихся японцев. Вдруг грубо вытесанная стена галереи обрывается — начинается кладка из плотно подогнанных друг к другу камней. Моих познаний во французском хватает, чтобы разобрать надпись: Aqueduc d Arcueil. Это основание старинного акведука Аркёй, еще в античные времена снабжавшего термы Лютеции водой, впоследствии перестроенного по указу Марии Медичи.

Несколько сот метров скупо освещенной галереи позади, японцы отстали. Я попадаю в некое подобие зала, низкие своды которого подпирают колонны из глыб известняка. Это так называемое ателье — здесь добывалось основное количество камня. Что там за мерцание в дальнем углу? Подхожу ближе — и мне открывается диковинная картина: в свете врезанных в пол софитов стоит вырубленная из камня крепость, вернее, небольшой ее макет.

Это творение рук смотрителя Генеральной инспекции по имени Декар — ветерана, участвовавшего в кампании 1756 года, в ходе которой французы отбили у англичан один из Балеарских островов — Менорку. Кропотливый труд подземных дел мастера упомянул в своем романе «Могикане Парижа» Александр Дюма-отец: «Декар вспомнил о своем долгом заточении в казематах форта Пор-Маона и решил сделать его рельефный план из ламбурда, кстати, довольно мягкого и удобного в обработке». Работа над уменьшенной копией Балеарской цитадели была почти завершена, когда случился обвал. Декар был ранен и вскорости скончался.

Подземелья Парижа знают множество столь же мрачных историй. Так, доподлинно известно, что в 1793 году сторож церкви Валь-де-Грас Филибер Аспер в поисках винных погребов близлежащего аббатства решил исследовать катакомбы. То ли Аспер уронил лампу и заплутал в темноте, то ли действительно нашел горячительные припасы святых отцов и переусердствовал, однако домой он не вернулся. Скелет в полуистлевшей одежде, по которой сторожа и опознали, нашли лишь через одиннадцать лет: всего в сотне шагов от выхода на поверхность.

Встречаются и истории гастрономического свойства. В 1896 году двое исследователей подземелья нашли на дне ведущего наверх колодца кучу кошачьих черепов и костей. Как впоследствии удалось выяснить, колодец выходил во двор, где некогда располагалась кухня дорогого ресторана...

Дальше я иду, можно сказать, по Дюма: «На перемычке двери можно прочесть александрийский стих, высеченный прямо в скале и принадлежащий аббату Делилю: «Владенья смерти здесь; входя, остановись!»

Останавливаюсь. Специальный плакат предупреждает навроде того, как раньше предупреждали в цирке: «Нервных просим удалиться». Один из японцев, обогнав меня, заходит в следующий зал, выскакивает оттуда через секунду в полном восторге и что-то кричит своим товарищам. Те, словно изготовившиеся к бою коммандос, как стволы карабинов вскидывают объективы своих камер и устремляются вперед. Я иду следом за восхищенно цокающими языками и затворами камер японцами и попадаю в зал, до потолка набитый... человеческими костями.

ИСХОД МЕРТВЕЦОВ

Помимо катакомб, второй (а может быть, и первой) проблемой Парижа были многочисленные кладбища, расположенные в самом центре города. Места на них не хватало: хоронили, что называется, в несколько ярусов. Например, на кладбище Невинных, известном с IX века, хоронили прихожан из девятнадцати близлежащих церквей. В 1418 году эпидемия бубонной чумы, а затем и Варфоломеевская ночь 1572 года увеличили число покоящихся здесь усопших на несколько десятков тысяч. Для нового яруса могил пришлось насыпать землю. Чтобы она не расползлась, была возведена трехметровая стена. Во время сильного дождя в 1780 году стена, отделявшая кладбище Невинных от улицы Линжери, обрушилась: тротуары, подвалы домов залило нечистотами и останками умерших.

Ситуация на других кладбищах была ничуть не лучше — городу угрожали смертоносные эпидемии. В итоге Государственный совет постановил перенести все захоронения с парижских кладбищ в подземные галереи. С этого времени за парижскими каменоломнями и закрепилось название «катакомбы» (от греч. Cata — «под» и combe — «могила») по аналогии с римскими катакомбами, служившими местом захоронения первых христиан.

Руководство означенной операцией было возложено все на того же Шарля-Акселя Гийомо.

Эксгумации проводили по ночам. Служащие инспекции, наряженные в длинные плащи, вскрывали могилы, извлеченные из земли кости дезинфицировали известью и везли к входам в подземелье. За пятнадцать месяцев работ были перезахоронены скелеты более шести миллионов человек. Для сравнения: население современного Парижа составляет два миллиона двести тысяч человек.

Парижские каменоломни стали братской могилой для людей разных эпох, разных занятий и сословий. Здесь нашли свое последнее упокоение министры Людовика XIV — могущественные Фуке и Кольбер. С кладбища Сен-Бенуа сюда переместились кости сказочника Шарля Перро. Литературный мир «представлен» и костями Рабле, прежде покоившимися в монастыре Святого Августина, а также Расина и Блеза Паскаля, доставленными с кладбища Сен-Этьен-дю-Мон. По иронии судьбы останки инициатора и организатора подземных захоронений Шарля-Акселя Гийомо находятся здесь же.

Случившаяся вскоре после ликвидации городских кладбищ революция добавила служащим инспекции работы. Сперва здесь находили покой убитые в боях с роялистами санкюлоты, затем сюда стали помещать тела жертв якобинской диктатуры. Где-то среди многих миллионов костей есть останки Дантона, Лавуазье и Демулена. Не исключено, что и отправивший их на гильотину Робеспьер лежит где-то рядом.

УМИРАЮЩАЯ СМЕРТЬ

В начале XIX века в катакомбах провели работы по созданию подземного некрополя, предназначенного для посещения публикой. Кости уложили валами, увенчали черепами и каменными крестами с указаниями кладбищ, с которых были перенесены останки. На стенах были размещены таблички с изречениями великих о смерти. Здесь вам и Ламартин, и Гораций, и Гомер...

Я иду вдоль нескончаемых рядов костей и черепов. Вот проломленный череп. Кто это? Жертва грабителей или убитый католиками в Варфоломеевскую ночь гугенот? Зрелище не то что страшное, скорее — поучительное. Поди разбери, где здесь вельможа, ростовщик, а где конюх или башмачник: смерть, известь и плесень уравняли всех. Японцам явно не до философствований: они гладят черепа, прижимаются к ним — фотокамеры стрекочут безостановочно.

Вот вертикальный колодец для извлечения камня. Наверх — метров десять, вниз — метров пять. Японцы щедро сыплют в собравшуюся на дне шахты воду горсти евроцентов — видимо, им не терпится сюда вернуться...

Поднимаюсь по крутой лестнице и оказываюсь в крошечной белой комнате. За столом сидит внушительных размеров негр. Бросив равнодушный взгляд на мою, видимо изрядно ошалевшую, физиономию, он поднимается и преграждает путь японцам. Я выхожу на улицу, но на пороге оборачиваюсь. Черный страж подземелья, глядя на враз притихших граждан Страны восходящего солнца с плохо скрываемой ненавистью, извлекает из их рюкзаков несколько черепов: Франция не склонна разбазаривать прах своих подданных.

Я иду в сторону метро. Иду и думаю: жаль, что катакомбы умирают. По непонятным причинам с 1980 года уровень подземных вод поднялся на несколько метров. Чтобы избежать обрушений, сотрудники инспекции все чаще и чаще пользуются радикальным, но безотказным методом — пустоты заливают бетоном. Так уже погибли гипсовые каменоломни на севере Парижа. Сколько протянут известняковые — неизвестно. Потому, если будете в Париже, не поленитесь — спуститесь под землю и, пока еще не поздно, задумайтесь о суетности бытия и смысле мудрого наставления основавших Лютецию латинян: «Memento mori».